«С кондачка в музыке ничего не получается»
— Работа — самая главная составляющая моей жизни, — говорит Курихина. — Я выбрала свою профессию, училась, потом стала развиваться в ней.
— Чем творческая работа отличается от любой другой?
— Она требует ежеминутного вложения себя в эту деятельность. Смысл любой деятельности, и особенно педагогической, творческой — уметь отдавать. Когда ты хочешь отдать и видеть результат. И важно, насколько хватает терпения, сколько возможных сил преодолевать неудачи. Если себя не будешь вкладывать, не будет не то что никакого успеха, не будет никакого результата. А он нужен. Очень хочется посмотреть: что будет из этой девочки, или из этого мальчика? Коль они ко мне пришли, я должна что-то такое придумать, сделать так, чтобы их голос звучал.
Пустой, ничем не наполненный, ты не имеешь права выходить к аудитории. С лету в музыке ничего не получается, надо владеть какими-то знаниями. Значит, ты должна быть начинена репертуаром, музыкой, которую ты могла бы предложить.
— Не часто в Новокузнецке встретишь людей с такими взглядами…
— Понимаете, у меня по жизни были очень хорошие учителя, которые мне показывали, как и что надо делать. И я им очень благодарна. Обычно говорят: «Что ты поешь коряво, так не пой», а мне говорили по-другому: «Нужно петь правильно».
Я не заканчивала консерваторию, мое образование — ускоренный курс новокузнецкого пединститута и прокопьевское музыкальное училище, в котором за четыре года я взяла очень много. Среди моих учителей были те, кому я доверяла, и у кого впитывала самое ценное: Гринчаки Светлана и Геннадий, Виктор Емельянов, по методике которого я занимаюсь с детьми.
— Для музыканта что является показателем успеха? Высокооплачиваемая работа, награды?
— Для кого — как. У всех разные приоритеты. Кто-то ищет место, где хорошо платят. Мне важно качество — всегда, во всем. Даже пол вымыть, посуду — всегда качественно.
— При этом вы зависимы от власти?
— В первую очередь, для меня была важна моя работа… За свои 70 лет я выяснила, что мы в общественной жизни ничего не значим, только в семье. Мы все зависимы. Вот позвонит мне директор и скажет что-то не делать — и я не буду делать, чтобы ее не подвести, или наоборот, ей помочь.
«Дифференцированное обучение отдаляет детей друг от друга»
— Научить можно любого? Или хор — только для тех, у кого есть слух?
— В моем случае, научить можно любого, если он хочет, если он способен трудиться и слышать. Бывает, приводят ребенка, и говорят: «Он индивидуален, позанимайтесь с ним одним». Но родители не понимают, что учить пению и работать надо в одной пульсации, в одном биении с педагогом и коллективом.
Я считаю, что дифференцированное обучение отдаляет детей друг от друга. А хор наоборот, включает детей в процесс общего музицирования и пения в унисон. На сегодняшний день, чтобы получить в школе качественные знания, многие дети занимаются с репетиторами, и отсюда стремление самовыразиться индивидуально. Но в хоре так не получается.
— Название коллектива — «Надежда», это одна из трех христианских добродетелей «Вера, Надежда и Любовь»?
— Нет, «Надежда» — значит «надежность». Только в этом смысле.
— То, что Новокузнецк — город с преобладанием рабочих профессий, как-то влияет на уровень учеников?
— В Москве или Санкт-Петербурге только за счет большого количества населения большее число родителей заинтересовано в культурном развитии ребенка. У нас меньше. И все это делается на таких нервах, на таком надрыве педагога…. Часто ребенок не выдерживает давления. Дети сдуваются, если нет поддержки родителей.
Им тоже ребенка жалко — потому что в школе нагрузка большая, некоторые еще учатся в музыкальной школе, и тут еще Нина Константиновна со своими требованиями.
Мало кто живет, работает с усилиями. А легко не бывает. Одному нужно встать с утра, сделать гимнастику, элементарно выпить стакан теплой воды за час до завтрака. Это порядок, дисциплина. А другому все равно: он встал, штаны надел и пошел. У всех разное мировоззрение, разное отношение к пространству. Мало кто думает о том, чтобы не быть примитивным. Но я озабочена тем, чтобы дети, которые приходят ко мне, познакомились с высокой музыкой: Дж. Перголези, Иоганн Бах, Вольфганг Амадей Моцарт. Мы поем как под фортепиано, так и под орган, пытаемся понять то время. Что вы несете своим звуком? Что в него вложено? Это те вопросы, ответы на которые дети должны знать.
«Все мои сверстники росли в строгости»
— Работа для вас всегда была на первом месте. Муж, дети не чувствовали себя обделенными вниманием или заботой все это время?
— Я им благодарна за понимание поддержку. И я уверена, что человек может состояться при любых раскладах, даже имея многодетную семью за спиной. Главное — как он обустраивает свое пространство.
— Вы говорите, с детства у вас сформирована низкая самооценка. Почему?
— Папа — кадровый военный, прошел Великую Отечественную, воевал в Прибалтике, окончил войну в звании капитана. Демобилизовался в 1946. У меня есть еще два старших брата, они родились до войны, а я — после. Мама с моими братьями жила в эвакуации в Кемерове. Она была очень мудрой женщиной, хотя имела всего два класса образования. Знала много пословиц, поговорок.
Время накладывает свой отпечаток: все мои сверстники росли в строгости, хотя в каждой семье было свое воспитание. У меня было очень много обязанностей по дому, и все я старалась исполнять добросовестно, всегда помогала родителям. Это жесткое воспитание — дисциплина, ответственность, в какой-то степени помогает мне, когда я требую того же от своих воспитанников.
Я еще в училище страдала из-за того, что в хоре кто-то сидит, согнувшись, а дирижер не делает ему замечаний. Думала: «Вот у меня будет хор, я их посажу ровно». Организм — это наш инструмент. Если он будет согнут, если шея будет вытянута, задрана гортань, это все повлияет на качество звука. Значит, все должны стоять ровно. Кому-то мои требования не нравится, конечно, они уходят.
Мы поем классику, значит, и внешний вид должен соответствовать музыке. Как ты одет — это твое внутреннее состояние, твое отношение к людям и к себе. А через музыку я хочу достучаться, но у меня не все получается, к сожалению.
— Достучаться до чего?
— До души, сердца, великодушия человеческого.
— Вы — справедливый человек?
— Я стараюсь быть справедливой, но больше — великодушной.
— В таком случае, что для вас важнее: милосердие или справедливость?
— Прожив жизнь, я понимаю, что справедливости практически не существует. Ее нет. Есть выживание, отношение человека к чему-либо. Если в ком-то культивирована справедливость, ему очень тяжело жить. Как правило, это изгой, либо человек не состоявшийся. Потому что чувство справедливости его гложет: не справедливо не заметили, не признали, не поощрили. А несправедливость порождает равнодушие.
— Умеете прощать?
— Я прощаю, человек уходит, и на этом все. Без злобы, без обид. Но у каждого своя история, линия жизни. Человек решает обидеть, ударить, это его выбор. А я не боец. Я не хочу никому ничего доказывать. Я лучше смолчу и отойду.
